Смотреть онлайн Заводной апельсин

Разве вся история человечества — не о борьбе маленьких смелых «я» против несправедливости сильных мира сего? В молочном баре сидит Алекс и его братцы, все вместе они потягивают молоко и презрительно смотрят на окружающих; сегодня в их планы входит здорово оттянуться, предавшись излюбленному ультранасилию. Братцы избивают палками и цепями пьяного бомжа, который, по мнению Алекса, не достоин жалости, такие люди ему категорически не нравятся. Они мастерски дерутся с местной бандой грязных и вонючих ублюдков, все с тем же мальчишеским задором и весельем они отправляются гонять на машине по темным улицам, — словом, братцы не знают никаких границ и просто берут от жизни то, что хотят, попивая молоко и проповедуя свою философию, к которой не придерешься, когда над твоей головой пролетают цепи и дубинки. Мы бесцельно бродили по округе, как ночные странники, и валяли дурака. Потом мы повернули на запад — у нас была задумана операция «незваный гость». Это был крутой прикол, полный юмора и доброго старого ультранасилия. Избить старого писаку, изнасиловать его жену и разгромить весь дом, беззаботно напевая песенку старины Фрэнка? Что может быть лучше? Братцы считают, что они неуловимы и неуязвимы, а потому, утомившись после крутого прикола, отправляются по домам, а мы неспешно следуем за Алексом, который возвращается в свою комнатку с танцующими Иисусами (после которых уже хотелось автоматом записать картину в число шедевральных), портретами Бетховена и качественной музыкальной аппаратурой. Образ слегка шизанутого, но чертовски притягательного паренька, который живет вместе со змеей, круглыми сутками или слушает великого Людвига вана или же развлекается со своими братцами, оказался в некотором смысле пророческим: если в 70-е Алекс ДеЛардж был воспринят, как корень зла, пропагандирующий насилие и разврат, то сейчас он является едва ли не слегка искаженным лицом поколения next, которое умудряется в себе сочетать и вроде бы как эстетов, ценителей прекрасного и классического, но в то же время процветать среди мусора и грязи, порождая всю эту свалку. Пока зритель следует за взбалмошным и веселым Алексом, который вызывает смесь восхищения и отрицания, он не очень задумывается, не дает оценки его поступкам, но зато отлично развлекается; с первой же переменой локаций, то есть с заточением героя в тюрьму, приходится задуматься. Тупое штудирование Библии, которая была тысячу раз переписана людьми, ищущими собственную выгоду, а мысли возвращаются к танцующим Христам; тупое соблюдение режима и порядка, а мысли все стремятся к тем чудесным денькам, когда можно было громить, крушить и убивать, не сожалея ни о чем и не раздумывая над последствиями. Алекс не исправляется, да и может ли исправить преступника тюрьма — это спорный вопрос, изолировать от общества — да, толкнуть на переосмысление — навряд ли; и вот, чтобы выкарабкаться на свободу, чтобы взглянуть на своих ма и па, он соглашается на экспериментальное лечение, он играет по правилам больших людей, он становится безвольной игрушкой, говорит и делает то, что ему велят и старается обрадовать докторов-садюг результатами их шизанутого эксперимента. Пока его выворачивает от приступов тошноты из-за введенного в организм наркотика, светила медицины принуждают его смотреть фильмы о войне, жестокости и насилии, о сексе и об изнасиловании; Алекс отождествляет удары, оскорбления и секс с теми ужасными физическими чувствами, теперь тошнота — его нормальная реакция на жестокость; он подобен безвольной амебе с промытыми мозгами и из его уст уже не услышать ничего стоящего, кроме как сентиментального лепета или же мольбы о пощаде — ведь теперь он абсолютно беззащитен перед озверевшей толпой. Отношение к картине менялось с годами, поскольку менялась аудитория и её восприятие; Пройдет пара десятилетий и Clockwork orange, быть может, никто не воспримет и не переварит в виду «овощного» развития и морального воспитания на уровне розово-ванильных соплей. То, что одни сочли безумием, других сильно задело и окунуло в совсем иной мир — здесь абсолютно не важно, кто именно породил эту контркультуру, ибо мы не в песочнице и не делим между собой пластмассовые совочки и слепленные куличики, тут играет роль только вклад творцов в альтернативное движение. Фильм Кубрика и впрямь можно назвать олицетворением этой волны, иного движения, которое одних направило на нужный путь, а другим промыло мозги и откинуло в ряды все тех же, «овощных». В картине не поднята тема искупления или сожаления, даже отрывки из Библии звучат нарочито пафосно и местами, честное слово, глупо; выбор между добром и злом показан не с привычного ракурса «добро есть хорошо, нужно творить добро и никак иначе», а с долей очень яркого реализма. А намного ли хуже пропаганда насилия и большие фаллосы в кадре, чем зомбирование малолеток блестящими, идеализированными, приторно-сладкими образами, которые сейчас лезут изо всех дыр, — это ещё неизвестно. Малкольм МакДауэлл заслуживает отдельных слов о своем таланте и преподнесении образа Алекса ДеЛарджа, образа потому такого яркого и запоминающегося, что Малкольм наделил его невероятной харизмой, уникальностью и тонкостью; человек, который поначалу и впрямь был человеком со своим мировоззрением, с душой и ещё какой-то там чертовщиной внутри, в итоге оказался пустой заводной игрушкой в руках все тех же крупных людей, только применение ему нашли немного другое, вот и все. Кому-то печально, кому-то тошно, кто-то не понял, другие ушли в себя и осмысляют все увиденное, все сходятся в одном — классика жанра, великое кино, гениальное, замечательное (здесь ещё множество высоких эпитетов). Это все со стороны, а о своем отношении к фильму я говорить просто не имею желания, чувствуя в итоге ту же опустошенность, что и Алекс, да желание перевернуть весь мир с ног на голову и хорошенько встряхнуть. Шиза косит наши ряды10 из 10