Кино Ад L'enfer смотреть онлайн

«Рай» Тома Тыквера — первую часть последней трилогии выдающегося польского кинематографиста Кшиштофа Кесьлевского — иные обвиняют в претенциозности, но картина может себе это позволить; как-никак, сложно остаться на земле, когда работаешь со сценарием признанного классика и обращаешься к темам столь возвышенным: справедливости, свободе, ответственности. Как кажется, конфликт страстей и веры находится на еще большей высоте, однако поставленный во Франции — де-факто, второй родине Кесьлевского — «Ад» Даниса Тановича, напротив, максимально приземлен. Ни открытого финала, ни огромного количества визуальных метафор, грубо подавляющих реальность. Картина, впрочем, не лишена своего символизма. Подчас довольно жуткого: кукушонок, выталкивающий другие яйца из гнезда, задает мотив семейной вражды, а попавшая на все постеры винтовая лестница вызывает вполне очевидные параллели с кругами ада. Но разве можно сказать, что также весьма богатая на яркие и двусмысленные образы трилогия «Трех цветов» не оставалась при этом произведением вполне реалистичным и психологически-точным? Очевидно, что именно на форму «Синего», «Белого» и «Красного» Танович ориентировался при создании «Ада» (в то время как «Рай» скорее тяготел к «Двойной жизни Вероники»). Он делает многочисленные к ним отсылки, а заодно заимствует идею назначения каждой из главных героинь своего цвета. Но, в отличие от Тыквера, Танович не ударяется в полное копирование, а снимает в своем стиле, создавая, возможно, и не самое оригинальное, но красивое, неглупое и внятное произведение. Последнее кажется особенным достижением, так как структура в «Аду», как ни крути, посложнее райского побега и искупления. Параллельно разворачиваются три основные сюжетные линии сестер Селин, Софи и Анны, которые до финала почти не пересекаются; в дополнение к этому, то и дело проступают очертания четвертого сюжета — прошлого, объединяющего три пути в одну большую драму. Драму любви, непонимания, одиночества, эгоизма и самопожертвования. Драму, но не трагедию — один из ключевых монологов в фильме это особо подчеркивает: «трагедия невозможна в отсутствие веры». В «Аду» веры нет — есть лишь пелена, которую набрасывают на глаза человеческие страсти: одержимость молодой девушки своим бывшим любовником, который не хочет ради нее разрушать свою семью; разрушительная ревность жены, справедливо подозревающей отца своих детей в измене; робкие и бессмысленные надежды ушедшей в самоотречение затворницы на то, что интеллигентный молодой человек проявляет к ней интерес. Героини живут в бытовом аду, и Танович выстраивает соответствующую тому атмосферу клаустрофобии, мрачной обреченности существования без конечной цели и без возможности обрести счастье. Но режиссер верно передает и драматичную иронию Кесьлевского, которая заключается в том, что героинь низвергло в их личный ад непреодолимое желание жить. Или, если угодно свести все к мелодраме (фильм иногда дает для этого основания), желание любить других и, что куда важнее, любить себя. Героини себя не осуждают, как, впрочем, не осуждают их ни сценаристы, ни режиссер. Потому что нельзя осуждать человека, ставшего пешкой судьбы, которая вопреки любому здравому расчету и любым добрым побуждениям запутает всех и все — еще один традиционный для творчества Кесьлевского мотив. Героини действуют, но их действия не способны что-либо изменить: так в «Аду» одним из повторяющихся сюжетных элементов является закрытая дверь, которую можно либо открыть, либо оставить закрытой, но мрачная тайна будет за ней вне зависимости от сделанного выбора. И потому на деле три женщины могут лишь с жутким предчувствием новых бед наблюдать за тем, как будто бы из ниоткуда взрастают заблуждения, подозрения, непонимание и ломаются судьбы неплохих, в общем-то, людей. Но в чем заключается подлинный ад, так это в невозможности покинуть пределы быта: фильм строится на образах замкнутого круга — стволов деревьев, абажуров, винтовых лестниц и эдакого дьявольского калейдоскопа в руках Жана Рошфора, который в сочетании с мистической основной музыкальной темой кажется даже слишком волшебной деталью в подчеркнуто-реалистичном фильме. Возможно, лишней. Но если Кесьлевский не стеснялся загадочного и даже волшебного в своем творчестве, то почему должен стесняться его непрямой наследник Данис Танович?