Смотреть интересный онлайн фильм Амадей

Моцарта можно назвать весьма заметной фигурой в кинематографе. В фильме «Амадей» Форман сыграл на образе Сальери, который является и палачом, и жертвой великого маэстро. Повествование в фильме ведется от имени Сальери, который вроде как изливает свою душу священнику, но в его монологе нет ни капли угрызений совести или покаяния. Он не ждет для себя божественного прощения, а в очередной раз мучает себе идеями: «Чем же Моцарт был лучше?», «Почему музыка Моцарта такая божественная?», «В чем секрет Моцарта?» Задаваясь этими вопросами, Сальери прокручивает все известные факты о жизни композитора, вспоминает все встречи с ним и все случаи, так или иначе приводившие его к фигуре Моцарта. Так как Сальери первый композитор императорского двора, то и мнение о себе у него зашкаливает до небесных высот. В нем, как червь, сидит догмат о том, что искусство рождается из вымученного труда в сочетании с молитвой, пусть и халтурной  «Ты мне, я тебе». В своих молитвах он просит вдохновение, чтобы прославить на века имя Бога, при этом и самому прославиться. Таким образом, подсознательно Сальери претендует стать Богом или по крайней мере встать с ним в один ряд. Сальери мечтает, чтобы его имя вошло в историю и жило веками. Так и получилось, только вот не одной музыкой можно прославиться, как думал Сальери. В лице Сальери мы видим, каким должно быть искусство по всем правилам религиозного канона. Люди тех времен искусство наделяли особым религиозным пафосом и пытались объяснить логическим путем. Моцарт появляется как раз в то время, когда культурно-религиозное невежество достигает своего апогея. Практически в каждом приближенном императорского двора на первое место выпирает праздная манерность. В центре внимания режиссера оказывается законодатель мод  император, который и на рояле может что-то сбренькать, поговорить о литературе, ну и, конечно же, оценивать искусство. В своих оценках он выглядит весьма уверенно, категорично и величественно: запрет на балетные партии в опере, запрет на написание опер небожественной тематики, определение количества нот в музыкальном произведении. В его понимании искусство ничтожно, оно призвано упрочить императорскую власть, а не возвышать над повседневностью. Зачем писать оперу на «Фигаро», если она будит сознание людей. Намного прекраснее жить за чертой недосягаемой реальности и мечтать оказаться на месте Цезаря. Поколение Сальери не понимает новаторских идей гения, а всячески пытается втиснуть его в привычные для себя рамки. Моцарта мы видим глазами Сальери и только в его восприятии. Повествователь-Сальери довольно зауряден, а потому образ Моцарта слишком придурковат. Именно поэтому Моцарт похож на паяца-выскочку, который абсолютно нелепо смотрится на фоне императорского двора. Моцарт скорее походит на обезьянку, призванную развлекать «благородную» публику. Примечательна при этом сцена, когда еще совсем мальчиком Моцарт с завязанными глазами играет для императора музыкальное сочинение, а все вокруг манерно улыбаются. Все великие произведения Моцарта Сальери видит через призму аморального образа жизни новоиспеченного творца. Постоянные пьянки-гулянки в сочетании с великими шедеврами музыки выглядят весьма дикими в глазах консерватора мысли. Сальери никак не может понять, почему именно беспечного Моцарта Бог наградил бесценным даром. В глазах Сальери Моцарт больше похож на шута, чем на гениального безумца. Несомненным плюсом постановки Формана является именно то, что Сальери выступает рассказчиком, а не какой-нибудь «Белкин». Сальери не просто рассказывает историю Моцарта, он дает ему культурную оценку. Сальери N 1 в культурном пространстве того времени, он, как никто другой, может по достоинству оценить юное дарование и оценивает Моцарта очень высоко. Но как всегда, зависть разрушает все зачатки светлой мысли. Форман создал необыкновенный фильм о людском невежестве и желании все искусство привести к единому знаменателю. Горькая ирония фильма Формана в том, что он нас приравнивает к категории «сальери», что мы так же строим реальность на всевозможных догматах и авторитетных мнениях. Неслучайно Моцарта мы видим глазами посредственного Сальери, такого же посредственного как и большинство зрителей. Если бы действие исходило от лица самого Моцарта, то получилось бы что-то метафорично-модернисткое, не поддающееся описанию, так как поступки гения понять невозможно, а только можно рассуждать о них, как это сделали бы мы с вами, как это сделал Сальери