Кино Цветы войны онлайн

Нанкин. Декабрь 1937 года. После нескольких дней жестоких боёв войска квантунской армии вошли в разрушенную и наполненную стонами столицу гоминьдановского Китая. И началось страшное. Сотни тысяч военнопленных и просто мирных граждан погибли в ужасной резне. Хуже всех пришлось женщинам. По рассказам выживших в том аду, японцы не жалели ни старых, ни малых. Насиловали всех: от дряхлых старух до маленьких девочек. Настолько велик был сексуальный экстаз победителей. А после всех истязаний несчастным ещё и вспарывали животы штыками. Об этой страшной трагедии в китайской истории было снято множество фильмов разных лет и жанров. Китайские «Город жизни и смерти», «Накин 1937», американизированный блокбастер «Дети Хуанг Ши» и даже русский документальный фильм «Изнасилованный город». Но картина Чжана Имоу занимает в этом ряду особое место благодаря эстетике и специфике взгляда одного из самых известных в мире режиссёров Китая. Среди руин города, в окружении остовов полуразрушенных зданий в своей величественной каменной строгости возвышается католический собор. Так ненадёжно это единственное прибежище, где среди хаоса войны и безумия человеческой жестокости нашли приют две группы юных китаянок. Воспитанницы монастыря и куртизанки. Комнатные растения, выросшие в тепле, заботе и любви,  и более пышные, яркие, но доступные за деньги каждому садовые цветы. Стражем роскошного розария по случайному стечению обстоятельств приходится стать американскому гробовщику. Теперь только стены собора да чужеземный пьяница и разгильдяй стоят между девушками и смертью в муках боли и унижения. Почти каждую работу Чжана Имоу отличает потрясающая игра красок, превращающая кадры в произведения искусства. В «Цветах войны» это особенно заметно, форма здесь превосходит содержание. Сцены отчаянного боя на руинах городских улиц звучат гимном китайскому патриотизму. Последние защитники павшей столицы стремятся унести с собой в могилу как можно больше японских солдат, наполняя ткань картины духом эпического героизма. Завалы из обломков, вывороченные взрывами комья земли и густой сизый дым создают зловещую напряжённость. Кадры замедленной съемки пронизаны яркими язычками огня, брызгами фонтанчиков крови, медленно разлетающимися сверкающими осколками витражей и зеркал. Полудетские лица, с притаившимися в глубине глаз болью и страхом, показаны крупным планом, как и изуродованные истязанием окровавленные тела, замершие в неестественных позах. Большая часть фильма снята в совершенно не типичном для Чжана Имоу болотистом цвете. Но и на яркие краски картина не скупа. Они живут в радужных столбах света, разрезающих сумрак собора, в цветастых платьях, вычурных украшениях и броском макияже куртизанок. И, несмотря на трагизм происходящего, возникает устойчивое ощущение, что этот мир будет существовать до тех пор, пока красота, женственность и благородство души будут живы в человечестве. Эстетика фильма почти ирреальна. Усиленный до предела контраст чувственной красочности и извращённого зверства передаёт ужас происходящего и боль героев с невероятным драматизмом, рвущим душу на клочки отдельных эмоций. И вся эта поражающая воображение картина создана для того, чтобы показать, как низкое может возвыситься, как падший может подняться, как сквозь прах очерствевшей души пробивается росток благородства и самопожертвования. Такое перерождение человеческого духа, почти невероятное в глазах циничного западного зрителя, на самом деле совершенно в духе традиционного китайского мировоззрения, уходящего своими корнями в глубокую древность. Много веков тому назад седовласые мудрецы учили, что между прекрасным и безобразным, хорошим и плохим нет непреодолимой грани. Одно способно перетекать в другое, даже если оно кажется диаметрально противоположным. Как самый грубый необработанный камень содержит в себе зачатки духовности, так и в глубине души куртизанки  воплощения порока и легкомыслия  найдётся место высоким порывам, способным воплотиться в героическом подвиге. И чем страшнее тьма, тем ярче в ней виден свет, а прекраснее декоративности китайского шёлка может быть только ритуал сбора на пиршество смерти.