Смотреть фильм Алиса в стране чудес

Поскольку мама в свое время не вняла совету отечественных критиков «пройти мимо этого никуда не годного измышления», в 9-летнем возрасте я ознакомилась с этой «неестественной и перегруженной странностями сказкой», но не сумела оценить писательскую гениальность Кэррола. Сочинения автора показались мне «слишком экстравагантными и абсурдными», «не способными вызвать иных чувств, кроме разочарования и раздражения», а точнее  «утомительно скучным, путанным, болезненным бредом, описание которого лишено и тени художественности, остроумия и веселья». Нуднейшей чушью, одним словом. Спустя десять лет врожденное упрямство и тщеславие заставили меня вернуться к этому произведению и попытаться уразуметь, на основании чего же Ф. Дж. Харви Дартон, крупнейший авторитет в области английских детских книг, отозвался об «Алисе» как о произведении новаторском и революционном. Признать себя недостаточно развитой для постижения укрытых, метафорично замаскированных в книжке истин я наотрез отказалась, и потому со скрипом коренных теперь уже зубов углубилась в осмысление «протестантской традиции европейской культуры с её поэтикой «открытого произведения» и теоретической рефлексией нового мировоззрения» и того неосознанного, что может быть расшифровано только при помощи метафор, представляющих самые трудные понятия в виде доступных образов. «Кому доступных образов?»  надрывались хором мое сознание и подсознание. Когда Шалтай-Болтай затронул знаменитую проблему, известную под названием парадокса Хинтикки «уместно ли считать морально предосудительным то, что человек не в состоянии сделать?» из раздела модальной логики, называемой деонтической логикой (элемента классической логики и семантики), мозги мои вскипели, голова сломалась, я убедилась в собственной полнейшей заурядности, и послала «Алису» к чертям, переварив и запомнив из всего разжеванного мне, тупице, лишь мысль о «подлинной сущности светского знака, претендующего на самодостаточность», т. е. о сатире, созданной Кэрролом на общественную церемониальность и лицемерие, с демонстрации которых Тим Бартон, к слову, начал собственную «Алису». Сдается мне, по той причине, что только этот из аспектов ему, как и мне, удалось переварить и понять, ну, или в качестве снисходительного кивка недалекому зрителю, из кармана которого он жаждал выудить монетку за старания. Старания же эти заключались в том, что Бартон в диснеевской «шляпе» в этот раз не стал переносить кэрроловский сюжет на экран практически без «возрастной» адаптации, как это сделали сценаристы того же Диснея в 1951 году, а правильно рассчитал, что современный зритель от 5 до 50 навряд ли оценит всю сложность авторской многослойной конструкции, и сказку надобно переписать, оставив основных характерных героев без углубления в ту самую характерность. Больше ясности, больше сказки, больше спецэффектов, и больше положительных отзывов на фоне жалких «ууу» со стороны трех, стоящих крестом, интеллектуалов-поклонников оригинальной «Алисы» с ее малоинтересными для большинства метафорами поиска истины и интерпретацией знаков. В итоге, что мы имеем? 20-летнюю Алису, девушку на выданье, серьезность, рациональность и буквальность восприятия которой несколько идут в разрез с пограничностью юношеского сознания оригинальной героини (девочки, живущей в фантазиях), двух королев  красную и белую  весьма пассивно борющихся за корону, эксцентричного, напомаженного Шляпника с легкой степенью шизофрении и кучу фантастических говорящих зверушек, преданных той или иной враждующей стороне. Согласно пророчеству, Алисе надлежит завладеть мечем Михаила, сразиться с ужасным чудовищем, стоящем на страже существующего тоталитарного режима, вернуть престол манерной феечке с тонкой душевной организацией и вульгарным макияжем (белой королеве) и, судя по джиге-дрыге, которую в течение всего повествования отплясывал вокруг Алисы клоунского вида ухажер, соединиться в финале с неоднозначным Шляпником, что было бы довольно затруднительно, сохрани Бартон героиню в оригинальном детском возрасте, но, по иронии, совершенно естественно и даже желанно для латентного педофила сэра Льюиса Кэрролла. В итоге максимально упрощенный и концептуально переделанный сюжет угождает детям, романтическая компонента в отношениях Алисы и героя Деппа приходится по вкусу молодежи, а виртуозность сказочника-режиссера  всем преданным адептам бартоновского культа. В то время как Джонни традиционно обаятелен в своей манерности-жеманности, удачно сочетаемой с героикой «белого рыцаря»-метателя булавок и странно сочетаемой с опасной патологией маньяка-брадобрея, Хелена Боннем-Картер с плебейскими замашками и вечной дилеммой о предпочтительности страха над любовью со стороны верноподданых на порядок колоритнее своей вычурной сестренки-недотроги, сама Алиса Мии Васиковска  на удивление плоский и картонный образ. В сравнении с партнерами по фильму, которые пластично, гибко вписываются в волшебный мир Зазеркалья, флиртуя со зрителем и явно наслаждаясь работой с Тимом, закрепощенная и скованная Васиковска с застывшем недоверием-непониманием на плоском личике как будто разделяет с лордом Хэмишем проблемы со здоровьем, а в частности  пищеварением. Мне, как и всем, знакома ловушка неоправданно завышенной оценки фильма при минимальных ожиданиях,  а я как раз в такой ловушке  но мне понравилась картина Бартона. Четкая сюжетная канва, минимум абстракций и собственный неповторимый режиссерский почерк, привнесенные Бартоном в классическую сказку, сделали его «Алису» намного ярче и понятнее для зрителя, чем все предшествующие киновоплощения довольно скучной и сумбурной книжки британского математика. Костюмерам  отдельный респект.