Смотреть интересный фильм Бегущий по лезвию Blade Runner 1982 онлайн

С тех пор, как человечество расстелилось по другим планетам, на Земле, похожей на огромную помойку, доверху наполненную ломаной электротехникой, остались, кажется, одни неунывающие китайцы и несколько заблудших европейцев, бесцельно доживающих своей век. Бывший «бегущий по лезвию бритвы», отставной полицейский, некогда охотившийся на взбунтовавшихся роботов-репликантов, уже никуда не бежит, а еле-еле передвигается под проливным дождем, прикрывая голову вчерашней газетой. Ест суши в уличном кафе, сливается с толпой отбросов общества, не живет, а доживает отпущенный срок. Пока в один паршивый день из череды пустых, паршивых дней его не призывают обратно на службу. Четверо репликантов — киборгов, неотличимых внешне от людей — вернулись на Землю и отныне представляют угрозу. Куда и зачем они идут, неизвестно, но их необходимо выследить уничтожить. Четверо роботов с ограниченной продолжительностью жизни. Четверо куклообразных детей, вышедших из повиновения эгоистичного родителя. Четверо бракованных изделий, внутри которых по неизвестным причинам зародились эмоции, а значит — душа. Одну такую душу Декард видит в Рейчел. Ее сущность является открытием для них обоих, но там, где бывший коп видит жизнь, сама женщина видит машину, в память которой загружены чужие воспоминания. По беспристрастному красивому лицу киборга новой модели текут соленые человеческие слезы. Теперь мишеней пять, а не четыре, а за окном — стена холодного и равнодушного дождя. Он собирается в лужи под грязными подошвами одиноких, столь же безучастных, как ливень, людей. В лужах дрожат и растекаются неоновые распятия, а там, за дождем, предводитель репликантов Рой с лицом и могучим, тренированным телом Рудгера Хауэра ищет своего отца-прародителя, чтобы задать ему сакраментальный вопрос: знаешь ли ты, что уничтожая свое несовершенное дитя, ты губишь живую душу под искусственной плотью? Тридцать лет спустя другой ридлискоттовский робот, Дэвид, задаст ученому схожий вопрос: «Зачем вы нас создали?», чтобы в ответ получить несуразную, глупую фразу: «Потому что могли». Но тогда, в 1982-ом, ни Скотт, ни Филипп К. Дик не ответили бы на него подобным образом. Они бы взяли простую историю и рассказали бы ее таким прекрасным, высокохудожественным языком, что форма истории в отрыве от ее содержания уже послужила бы исчерпывающим ответом на вопрос. А форма эта — странноватое и непонятное для многих сочетание густого, горького нуара и ядовитого, кислотного киберпанка, которые в своей гремучей смеси столь же болезненно противоестественны, как стук живого сердца под резиновой кожей. Богопротивная смесь, обреченная на истребление и забвение внутри извечного сюжета, но едва ли в истории кинематографа. Нуар — это одинокий и циничный детектив, пьющий скотч в своей неуютной квартире, в которую сквозь ровные полоски жалюзи вливается уличный свет фонарей. Нуар — это неподходящая женщина, в которую он неизбежно влюбляется. Нуар — это травящий душу стон саксофона в ночи, вой полицейских сирен и мятая, влажная от пота и уличной сырости одежда, брошенная на пол. Это скупые диалоги и многозначительные паузы. Долгие взгляды и крупные планы. Длинные тени и сжатые губы. Это атмосфера одиночества и безысходности, вечный поиск потерянного Рая на многолюдных улицах, глухих переулках и темных аллеях. Это нуар. А ядовитый киберпанк — это раскрашенное из пулевизатора широкое лицо Дэрил Ханны, рваная стрижка и шипованный ошейник. Киберпанк — это механические уродцы в квартире больного ученого, не менее дефектного, чем его смастеренные «друзья». Это безликая корпорация с беспощадными, медлительными жерновами вентилятора под потолком и детектором лжи, созданным для выявления врагов системы репликантов. Это летающие автомобили и сами киборги — уродливые и гонимые выкидыши науки, которая боится собственных экспериментов. «Бегущий по лезвию» своей гремучей смесью человеческого и человекоподобного насторожил и отпугнул немало зрителей, но едва ли среди них остались те, чье сердце он ни ранил своим лейтмотивом, глаз не восхитил красотой, а ум не впечатлил если ни своей философией, которая, увы, не нова, то по крайней мере символизмом в ее воплощении. Стриптизерша в баре совокупляется с некогда совратившим Адама змеем, чтобы спустя полчаса пробить собой витрину магазина и замертво рухнуть на землю. Залитый кровью полиэтилен, в который она завернута, напоминает стенки аквариума с покрасневшей водой. Прис целует Роя, отправляя его на встречу с новоявленным Богом, и тот идет, с каждым шагом все больше теряя крутость всерхчеловека и превращаясь в хрупкого ребенка, молящего продлить ему жизнь. Но смысл любой жизни в ее скоротечности и завершенности — вот почему Декард отчаянно целует Рейчел в надежде пробудить в ней ответные чувства, вот почему Рой целует сухие губы Приз в знак прощания с ними обоими. Вот почему он протыкает руку ржавым металлическим гвоздем и подставляет свое безумное детское лицо живительной прохладе ливня. Чтобы почувствовать жизнь. Лицо Рутгера Хауэра — это всегда лицо безумия. Оно проступает сквозь бледную, восковую кожу мужчины и роговицы его ледяных светло-голубых глаз, как чернильные пятна на белой бумаге, чтобы испугать нас, а через секунду, обратившись в беспомощность и слабость, растрогать и разжалобить, но разве оправдать? Конечно, оправдать, в который раз. Тут он снимает с крыши раненого Форда и выпускает в небо голубя, опять и снова являя собой отрицательного персонажа большей сложности и занимательности, нежели одномерный положительный его противник. А я смотрю «Бегущего», и мне закономерно больно. Потому что дождь прекращается. Потому что все исчезает. И такой кинематограф, и такой Ридли Скотт, и такой операторский почерк, и такое герои, и такие актеры. Все смывается водой с тротуара времен, как слезы с лица под дождем. Остаются лишь воспоминания. 10 из 10