Смотреть фильм Бункер онлайн

Фильмы Оливера Хиршбигеля «Эксперимент» и «Der Untergang» («Бункер») относятся друг к другу как лабораторный опыт и натурное наблюдение. В первой ленте автор показывает зарождение жестокости из объективных условий, возникновение желания подчинять, словно спонтанного сгустка разрушительной энергии в абсолютном вакууме, который представляет собой сознание цивилизованного человека, вроде бы лишенного хищнической жажды крови и стремления к подавляющей власти. В следующей работе Хиршбигель вырвался за пределы белых стен научного центра и попал в серые стены последнего пристанища верхушки Рейха, одержимого предсмертной агонией накануне вторжения союзников. Однако этот фильм значительно расширил поле драматургии и масштаб разворачивающихся событий, включив каждую камерную сцену в гигантский исторический контекст и одновременно проведя крушение народов через страдания отдельных людей. Картина тяготеет к театральности и по большому счету состоит из череды эпизодов, разыгранных одними лишь эмоциями актеров и внимательной камерой Райнера Клаусманна, которая, схватывая детали интерьеров и крупные планы взглядов, порой создает ошеломляющее впечатление. С точки зрения оригинальности идей, лента не стоит особого внимания: историческая роль Гитлера известна, события после окончания войны  тоже, даже подробности Нюренбергского трибунала можно при желании раздобыть и прочитать, как политики всего мира осуждали «преступление нацизма против человечности». Но «Бункер» все равно бьет наотмашь, заставляя замирать в моменты возвышенных трагедий, в минуты сжигающей самоотверженности, с которой эти монстры фашистского режима идут на смерть и, подобно легендарным титанам, падают в бездну небытия от осознания крушения их мира. И Хиршбигель не даст повода упрекнуть себя в оправдании национал-социализма, ибо ни единым кадром он не вызывает сострадания к фашизму как к строю. Его режиссура превращается в скальпель, разрезающий лозунги, догмы, всю партийную униформу, которая, спадая, обнажает человеческую сущность. Без нагромождения документальных свидетельств обо всех зверствах, без Холокоста, без 50 миллионов погибших  на короткий вздох в дымке экранной иллюзии Гитлер вдруг становится ничтожным стариком, мучающимся паркинсонизмом, с затуманенным рассудком, хватающимся за галлюцинации. Некогда огромная непобедимая армия, преданность генералов, величие арийской расы  все оказалось ложью, плодом одурманенного сознания. И Гитлер, безотчетно и совсем бесцельно рассуждающий о вредности милосердия как противоречащего естественному отбору, видится еще более мерзким. Однако это отвращение возведено в ту степень трагедийной патетики, доходящей до сердца через осознание страшной невыносимой боли, которую переживает в этот момент человеческое существо. Хиршбигель использует свойство экрана доносить до зрителя мощь и ярость, величие и силу одним лишь шепотом, оборванными монтажными фразами, драматичной тишиной, когда глаза превращаются в сухие слезы, а вселенская мука глохнет беззвучными спазмами, сдавлено прорывающимися из глубины тела. Единственное, что гремит в фильме, это взрывы снарядов и бутылок шампанского, которым фашизм провожает свою ужасную извращенную эпоху и даже перед кровавым закатом собственной жизни не забывает безумной привычки пировать на костях. Все оборачивается пляской смерти, а в бетонных коридорах этого храма будущих призраков то и дело слышны выстрелы самоубийц. И перед каждым кадр на секунду останавливает оцепеневший, поразительно экзистенциальный взгляд, еще долго резонирующий в обескураженной памяти. Картина состоит из целой коллекции блестящих актерских открытий. Ведь, когда человек забывает себя и всем своим существом превращается в другого, это нельзя назвать иначе, кроме как «открытие». Образы Евы Браун, Магды Геббельс, вместе с настоящим творческим подвигом Бруно Ганца, сыгравшего Гитлера, восхищают не только перевоплощением, но и тем, что за этими и другими именами в фильме стоят реальные судьбы. Многие из тех, кто был в том самом бункере, надолго пережили 9 мая 45-го. Среди них и Траудль Юнге, по книге которой был поставлен фильм. И лишь одна мысль не дает покоя: как можно жить дальше с этим неизлечимым шрамом памяти, с прошлым, через которое пролегли мировая трагедия, исторический излом, насколько может быть исковеркана жизнь катастрофой минувшего? В 2002-ом году Юнге, работавшая секретарем Гитлера, не твердит о своей непричастности к преступлениям фашизма, она понимает, что все, кто хоть чем-то помогал этому режиму, приложили руку к смертям миллионов. И потому не избежать ужасающего сочувствия сотням людей, попавших в ловушку истории: тем же женам гитлеровских генералов, которые по собственной воле умирали вместе со своими отпрысками, детям, оборонявшим Берлин от советских войск и в бессилии стрелявшим себе в висок под возглас: «Heil Hitler!»  и врачам, что лечили фашистских солдат и толпы больных гражданских в полуразрушенном городе.