Космополис онлайн фильм бесплатно

От реки подуло вприпрыжку (Дон ДеЛилло) «Космополис» вплывает прямо в мозг длинным капотом белого лимузина, многозначительными диалогами, вызывающими острую жажду смысла, тоску по смыслу, рефлекторное желание искать смысл в каждом слове да что там  смысл в паузах между слов. Отправная точка путешествия туда и обратно, перемежаемого «туда и обратно» столь многочисленными, что начинаешь искать смысл уже и в них: в дряблых подпрыгивающих персях, в расстегнутом бронежилете, в латексном прикосновении к асимметрии. Это сексуальное напряжение? Это повседневная нервозность жизни. Но мы все равно хотим того, что мы хотим, а именно  подстричься, и движемся к цели сквозь пробки, хаос и биржевые сводки: полдюйма вперед и еще полдюйма. Не так уж медленно, учитывая существование наносекунд и зептосекунд. Но все-таки ужасно расточительно: этого Эрика Пэкера только за смертью посылать! А юань все растет и растет, вопреки всем прогнозам, и пропорционально его росту сокращаются миллиардные активы 28-летнего Провидца. Когда-то достаточно было иметь несколько тысяч долларов, чтобы чувствовать себя в безопасности, сегодня слово «безопасность»  набор звуков и только. Но офис-лимузин продолжает работу. Все новые и новые человекоустройства включаются в решение задачи, потягивая выпивку и обмениваясь рассуждениями обо всем и ни о чем. Манхеттен медленно, с видимой неохотой, вертится вокруг белого монстра и заключенного в нем человека, а тот, хаотично перемещаясь по замершему городу в поисках парикмахерской обетованной, незаметно для себя движется по орбите  вокруг Элизы Шифрин, своей «двадцатидвухдневной жены» похожей на дорогую куклу со всей этой травленой тонкостью черт и большими безыскусными глазами. Юань и Элиза. Элиза и юань. И, по мере того, как они ускользают  стриптиз: долой галстук, долой пиджак, долой телохранителей. Бессознательное возвращение к наготе и беззащитности или просто к отказу от иллюзии защищенности. К отказу от иллюзии знания: чертов юань растет, Элиза кукольно наклоняет белокурую головку, а Эрика все больше занимают вопросы о том, почему аэропорты называются аэропортами? и где ночуют лимузины? так ли плоха свобода, даже если это свобода обанкротиться и сдохнуть? К сожалению, вопросы занимают и собравшихся у экрана свидетелей этого церемонного, выматывающего душу действа: неужто он? сколько можно? зачем?! Ответов нет, и желания искать их все меньше. Литературная первооснова  вычурная, искусственно усложненная, но притом значительная, выпирает из каждого диалога, из каждой реплики. Но выглядит это так, как будто Кена и Барби заставили вслух читать случайно нарезанные цитаты из Маркеса, или Павича, или Шекспира, или всех троих разом. Пластиковые губы шевелятся, четко и холодно артикулируя. Слова падают пластиковыми перлами перлами на обнаженные перси, ммм А потом на кожаный диван откидывается Жюльет Бинош  48-летняя, неряшливая, только что имитировавшие бурные конвульсии на желанном столь многим теле Паттисона. И говорит, говорит, растерянно и чуть ревниво улыбаясь сквозь путаные пряди волос. Спустя полчаса, на все том же диване  Саманта Мортон, повзрослевшая со времен пророчицы Агаты, но не утратившая призвания. Горящее тело за окном лимузина  равнодушный взгляд серых глаз и приговор: «не оригинально». И происходящее ненадолго приобретает нет, не смысл, а вес, ширину и глубину  реальность, как та, что за окном. Но дамы уходят  и снова все закатано в пластик. Новые встречи с Элизой Шифрин, новые тревожные сведения о юане. Эрик. Роберт. Кен. Кое-как прикручено к основному действу получасовое рандеву с убийцей, у которого на сердце боль, на голове  грязное махровое полотенце, а на языке  полно все новых слов. Затянувшихся бенефис двух невзрачностей, между визитами в уборную тщетно пытающихся, по-ковбойски поигрывая пистолетами, донести друг до друга что-то гипотетически важное Да, потом небрежно пролистанный оригинал несколькими точными (вот бы их да в фильм!) штрихами поставит все на свои места, сообщая смысл, в поисках которого давно изнемог мозг. Кристальная ясность озарит своим сиянием общее и частности, восполнит паузы между высокопарными словесами жизнеутверждающим матом, придаст значение деталям, вплоть до мысли, кроющейся в широко раскрытых глазах Паттисона за секунду до финальных титров. Но все ли после вынесенного перед экраном добредут до книги? И была ли эта самая мысль в глазах на самом деле? Ой ли.