Онлайн кино Старикам тут не место

«Нет, не для старых этот край. Юнцы \ В объятьях, соловьи в самозабвенье, \ Лососи в горлах рек, в морях тунцы  \ Бессмертной цепи гибнущие звенья  \ Ликуют и возносят, как жрецы, \ Хвалу зачатью, смерти и рожденью; \ Захлестнутый их пылом слеп и глух \ К тем монументам, что воздвигнул дух.» Литературные полуреминисценции-полуобращения к «Плаванию в Византий» Йейтса стали в последние десятилетия делом обыденным (нобелевские лауреаты/номинанты Филип Рот, Сол Беллоу и Кутзее являют лишь ярчайшие примеры разработки и эксплуатации темы, чуть менее значительным заимствованиям и вовсе несть числа). Мотивы старения  не столько даже физического, индивидуального (хотя и его тоже), сколько общинно-общественного, цивилизационного  старения не просто неизбежного, а воспринимаемого как наступившая уже данность, и сопряженного с близостью конца сил единственного отчаянного стремления, в котором остался еще хоть какой-то смысл  ва достойно раствориться в вечности сотворенного, уже сказанного и сделанного  спустя почти столетие после манифеста харизматичного ирландца начали вновь остро интересовать пишущий англоязычный мир. Реальность  ещё так недавно одомашненная, податливая, послушная  как-то незаметно, но на всех направлениях ускользнула из-под привычного контроля, превратилась в нечто совсем уже непостижимое, не уловимое ни одним из средств богатейшего художественного арсенала англосаксов. Простое фиксирование этой реальности (не говоря уже об объяснениях, анализе, выводах) превратилось в непосильную задачу. Усталому авторскому духу не остается ничего другого, как запечатлевать самого себя  желательно символом на драгоценной византийской мозаике, и таким образом с древа золотого петь живущим о прошлом, настоящем и грядущем. И смириться с тем, что «нет знанья выше созерцанья искусства не скудеющих высот». У каждой из цивилизаций нашего разрозненного мира  свой Византий. Для американцев им стал созданный классическим вестерном Дикий Запад  с его предельно конкретным, «понятийным» кодексом чести, непременным и однозначно истолкованным столкновением добра со злом, (прогресса с косностью, цивилизации с дикостью, закона с беззаконием), крупными мазками набросанными характерами много выше человеческого роста, аквамариновыми глазами героев на загорелых, загрубевших под степным солнцем лицах, нервно-жилистыми, породистыми статями людей и лошадей равно, салунами и пианолами, кровавыми во всех смыслах закатами, солончаковой безбрежностью, ёмкой доступностью диалогов и богатым диапазоном архетипических ситуаций. Сотня лет непрерывной кинотрадиции позволила американскому кино создать свои «Илиаду», «Одиссею» и Библию  безошибочно угадываемые под техасским пограничным диалектом персонажей и соответствующим ситуациям реквизитом (кольтами-винчестерами-сбруей-ковбойскими шляпами). Это  те высоты, которые братья Коэны созерцали с непривычным для них смирением, создавая «Старикам тут не место». Этот фильм  отходная молитва по жанру. Именно не восстание против его канонов, не демонстративное попирание всех его неписанных законов, не циничное расколдовывание его мифов  все это было уже сделано задолго до Коэнов  а коленопреклоненный, благоговейный почти ритуал посвященных жрецов. Техническое совершенство картины, в эстетике своей скрупулезно следующей жанровым предписаниям без труда ставит ее на один уровень с лучшими образцами (операторская работа в особенности совершенно виртуозна, изощренно-изобретательна и классически точна одновременно  равнинные пейзажи, виды ночных улиц и шоссе в никуда, теснота вагончиков белой голытьбы и лица героев удаются Роджеру Дикинсу одинаково непринужденно и безупречно). Смысловое же наполнение, точнее, намеренная смысловая пустоватость, а ещё точнее  сознательно расчищенное от действия место, дабы было где развернуться притчевой составляющей (очень простой, ничуть не тяжелой, ни капли не нарочитой и тоже, похоже, второстепенной) создают некое окончательное, не подлежащее обжалованию впечатление отстраненности от, кажется, нехотя, изображаемого режиссерами. История незадачливого ковбоя, охотящегося за ним (и выслеживаемого им) убийцы (буквальное утратившего все человеческое и более всего похожего на Терминатора) и следующего по пятам последнего шерифа  прекрасно, кстати, сыгранная Бролином, Бардемом и Томми Ли Джонсом  как и экзистенциальные вопросы, осаждающие вышедшего на пенсию проигравшим шерифа,  совершенно однозначно интересуют Коэнов лишь постольку-поскольку. В оставленные режиссерами сюжетные щели хлещет вакуум  ощущение бессмысленности, ненужности, смехотворности обычных человеческих чувств перед лицом всесильной и крушащей все на своем пути несправедливости, полной неадекватности привычных жанров новым условиям. Потому как, таки да Старик в своем нелепом прозябанье\ Схож с пугалом вороньим у ворот,\ Пока душа, прикрыта смертной рванью,\ Не вострепещет и не воспоет.