Онлайн кино Утомленные солнцем 2: Цитадель Утомленные солнцем 2: Цитадель смотреть

Не оскорбление памяти ветеранов, но метафора русского ада Продолжение(начало в рецензии на «Предстояние») … Можно долго говорить о недостатках Никиты Михалкова как человека и о различных недостойных причинах, побудивших его снять продолжение истории пятнадцатилетней давности; но, во-первых, ранее уже было отмечено, насколько Михалков не умеет правильно подать самого себя, а во-вторых, в «Цитадели» настолько минимизировано эго ее создателя, насколько это вообще возможно в его случае. Финалу трилогии удивительным образом удается заставить зрителя воспринимать Котова как героя отдельно от Михалкова как актера — возможно, именно в силу того, что сюжету в ней уделяется больше времени. Это логично: когда герой существует вне развития фильма, как то было в «Предстоянии», он — не герой. Но если персонаж является органичной частью повествования, со своими сюжетными функциями и своим развитием, то проблема идентификации Михалкова-Котова если и не исчезает, то очень умело маскируется. Не Михалков, но Котов бежит от ужаса, когда к нему в окоп спускается посланник Дьявола-Сталина Митя, чтобы забрать с собой. Не Михалков, но Котов оказывается в конечном счете на аудиенции у повелителя загробного мира. Не Михалков, но Котов мучительно ищет пути из войны ада, ниточки к новой жизни. Вот только «Цитадель» эту новую жизнь разоблачает буквально с первых кадров — рождения комара. Скользкая, прозрачная, мерзкая тварь, которая, едва раскрыв крылья, поднимается над болотом и залетает в окоп с грешниками, чтобы найти себе жертву, присосаться к ней. Жизнь появляется и в следующей сцене, которая с самого начала фильма дает мощный образ рождения новой России: серый плод, рожденный безымянной матерью, изнасилованной чужаком-немцем; ребенка принимают окровавленные грязные солдаты под свист пуль и грохот взрывов и нарекают его в честь Дьявола Иосифом Виссарионовичем. Рождение радостно отмечают песнями под гармонь и мочеиспусканием за борт грузовичка. А за бортом трупы, трупы, трупы… Пути к жизни из ада и далее уходят в тупики. Пытаясь спастись с помощью Маруси, Котов через пограничную линию между реальностями — кладбище и реку — возвращается на дачу из первых «Утомленных солнцем». Возвращается, чтобы увидеть не людей, но призраков былых друзей и родственников, которые на следующий день уезжают в никуда и хоть куда-нибудь на поезде, оставив дома пьяную старушку. В отчаянии Котов пытается найти жизнь среди толпы, навести физические мосты к искалеченной жизни вокруг, но тщетно: камера наблюдает за бывшим комдивом через стекло черного воронка, где его дожидается Митя, планшет от Дьявола и генеральская униформа. В этот момент проявляется неожиданная честность Михалкова по отношению к своему персонажу, который, хотя и воспринимается отдельно от него, но все же несет в себе его черты — стало быть, Михалков в определенной степени демонстрирует честность и по отношению к самому себе. Дьявол-Сталин избрал его своим слугой, причем избрал с самого начала («Мы тебя посадили, чтобы в нужный момент выпустить») и не просто так, а за былые грехи: на гражданской войне Котов зарубил шашкой священника, укрывавшего белых, затем руководил расстрелами и травил газом тамбовских крестьян. Теперь же Котов должен стать исполнителем иной его жуткой воли — повести в атаку пятнадцать тысяч душ и положить их всех под бесовской Цитаделью в знак того, что «у нас теперь только одна дорога, дорога к победе». В знак безропотного подчинения верховной власти Дьявола. И Котов безропотно подчиняется, становясь невольным, вернее даже, безвольным инструментом абсолютного зла — не самый лестный образ для человека, который всегда играл царей, баринов и премудрых присяжных. И все же — возможно, в силу старых привычек — Михалкову сложно быть честным до конца. Котов проявляет готовность взять на себя грех, первым вставая из окопа и с дубиной в руках направляясь в сторону крепости, таким образом поднимая за собой всех сомневающихся бойцов, но Михалков-сценарист так и не позволяет ему, собственно, согрешить. Планы Дьявола буквально подрываются из-за серии случайностей и при непосредственном участии солнца — абсолютная чушь с точки зрения логики сюжетосложения, но совершенно оправданный эпизод в глобальном символическом подтексте «Утомленных солнцем». Ведь там, где есть Дьявол, должен быть и бог, а солнце — классический божественный образ, к тому же значительно менее грубый, чем настойчиво лезшая в глаза православная атрибутика «Предстояния». Именно к солнцу в поисках спасения обращает глаза Котов в последних кадрах основного сюжета «Цитадели», завершающегося сильнейшей по эмоциональному воздействию сценой встречи отца и дочери на минном поле. Разумеется, она во многом состоит из известных мелодраматических клише, но они полностью теряют свой мелодраматизм, когда Котов одними лишь словами болезненно долго возвращает свою Наденьку в безопасность шаг за шагом, а для уверенности приказывает ей петь их общее танго «Утомленное солнце». Известная мелодия вдруг становится не просто лейтмотивом фильма, но гимном солнцу-богу, свету, положительной энергии — спасению из ада, как бы оно ни называлось. И спасение, как кажется, приходит в эпилоге. Жизнь спасена, речь возвращена, смерть принята и побеждена. И радостно звучит танго, пока танки уходят вдаль, к возможной победе. И уходят. И уходят. И уходят. И уходят. И уходят. И уходят. И уходят. И уходят. И уходят… Танго больше не звучит — его сменил обреченно-грозный марш Эдуарда Артемьева. Солнце скрылось за тучами, и больше оттуда не выйдет. Война продолжается, ад бесконечен, и выхода из него нет. Эпилог картины без пяти минут гениален и вдруг показывает Михалкова во всей его прежней режиссерской мощи, которой неспособны повредить ни упреки критиков, ни пустые зрительные залы, ни финансовый крах, ни даже глупое поведение самого Михалкова, который на эту блестящую сцену дает титры, не желая утомлять зрителя излишне интеллектуальным и «артхаусным» кадром. Но именно этим он многое и портит! «УС2», являясь по своей концепции фильмом авторским и, безусловно, интеллектуальным, смонтирован как мейнстримный боевик про войну, потому что именно так Михалков его намерен продавать. Он все показывает, причем в крупных планах. Он подключает Артемьева в сценах, не требующих музыки. Он не избавляется от убогих компьютерных самолетов. Зачем? Затем, что в его понимании словосочетания «интеллектуальное кино» и «маленькие сборы» тождественны, а снимать фильм за сорок миллионов долларов в расчете на маленькие сборы ему не позволило бы самолюбие. Пусть даже в конечном итоге получилось только хуже. И все же, при всей своей неоднозначности, при всех дурновкусных режиссерских решениях, фильм говорит многое и о самом Михалкове, и о России, и о русских людях. Не ветеранах войн конкретного прошлого, но вечных соседях, друзьях, начальниках и товарищах. Именно это надо помнить и ценить.