Смотреть увлекательный фильм 12 разгневанных мужчин онлайн

Гнев, чистый гнев  это сила души гневливый, если решится на что-то большое и обратит свой гнев против зла, то считай дело сделано. Поэтому высот в духовной жизни достигают люди, в которых есть искра сумасбродства. Старец Паисий Святогорец Гнев  это не только смертный грех. Вы знали? Ну то есть, конечно, грех  гневаться на других. Большой, да. Но гневаться за других, за себя  слабого и больного эгоизмом и равнодушием эта та самая «искра сумасбродства», под которой старец Паисий, видимо, подразумевал силу и свободу (а они есть у каждого) бороться со злом. Гнев  это не только смертный грех. Потому что он всегда искренен, чего нельзя сказать о законе и даже о справедливости. А еще он очищающий стыд, если обращен внутрь Это взгляд внутрь  такой долгий и трудный, наверное, именно с него и начинается священный гнев. В этом гневе совсем не хочется кипеть, гореть лицом, рвать на себе волосы и одежду, биться головой о стену, напрягать мышцы для удара. Его симптомы другие  напряженная духовная работа, терпение, снисходительность, выдержка. Играть праведный гнев  труднейшая задача. Тут, наверное, даже Станиславский не поможет, потому что в жизни (это почти повседневный опыт) гневаемся мы от раздражения, а не от праведности. Фонда! Как он это сделал? Такое мудрое, все понимающее лицо с искрой сумасбродства, словно у пророка Моисея, когда тот в священном гневе разбил скрижали о землю, потому что его народ не захотел ждать их, но возжаждал простого бога  фаст-фуд  золотого тельца. Слушайте, люди! Оказывается, чтобы поднести к лицу общественные диагнозы: равнодушие к чужой беде и даже крови, привычку к несправедливости и насилию, социальную, а главное духовную пассивность, необязательно снимать «Забавные игры». Можно снять фильм, где никого не пытают, не убивают, где Фонда с баталово-ульяновскими глазами просто смотрит и просто говорит. Но как! Он играет то ли в шаге от святости, то ли от гениальности. Так, что душа опрокидывается от одного подрагивания его ноздрей, от еле заметного блеска слезы где-то в уголке глаза Ведь только обладая бешеной энергетикой, можно заставить зрителя поверить в эту величественную и невозможную ситуацию  один против всех  не просто социально пассивных, но социально невменяемых мужчин с явными признаками духовного недомогания. Они собрались ради оправдания казни ребенка на электрическом стуле, они ведут беседы «за жизнь, за деньги, за любовь», время от времени сетуя на то, что все это артель «Напрасный труд», претворяясь, что рубильника не существует. Для них происходящее  просто скучный, обременительный рабочий день, к тому же плохо оплачиваемый (всего 3 доллара за заседание). И только для восьмого (Фонды) это рабочий день совести. И только восьмой пытается понять  не судить. И только он с самого начала чувствует, что время, на которое многие собравшиеся сетуют и которое жадно пытаются сэкономить, - Зачем тратить наше время, пожертвуйте пять долларов на благотворительность  и вам станет легче уже не личное, не рабочее и даже не просто судебное, а вечное  словно библейское Время, в котором живешь не только в себе, собой и для себя. Фильм «12 разгневанных мужчин» полон всевозможных библейских намеков, библейской весомости. Огромное здание суда, мощь колонн  опор правосудия (на которые смотришь снизу вверх, чувствуя себя точкой). Доступная, лаконичная, ненавязчивая притчевость. Немелкие мелочи. Например, фото сына самого обозленного присяжного  гениальная своей простотой и откровенностью сюжетообразующая деталь. Фундаментальность и четкая прорисовка, вернее, даже огранка образов. Образность фильма не живописна, скорее, скульптурна. И дело не только в том, что он черно-белый. Скульптурны статичные позы, скупые жесты, рассчитано нужные, заданные (ни минуты экспромта!) фразы. В фильме нет никакого тумана. Перед нами самая настоящая История, пусть не очень динамичная, но убедительная и веская, без намека на поэзию, которую потом в обилии использовал Михалков. Гроза и гром, а не туман! Это кино не для любования. Для роста. Оно написано не на холсте, а на «тверди». Представьте себе, пленка может быть твердой, увесистой, тяжелой и наэлектризованной, как гроза. Гроза  такой же герой «12», как михалковская дрессированная птичка, это его ток и атмосфера. Нам ли, вдоль и поперек в средней школе изучившим историю Островского, не знать, что ее звуки  голос неба. Когда пророк Моисей отправился на гору Синай, чтобы принести израильтянам заповеди, те видели молнии и слышали гром на синайской вершине  глас истинного Бога Но все равно, не желая долго ждать его повелений, быстро сделали себе божество для скорого и нетрудного использования. Но разве не также и многие присяжные жаждут побыстрее смыться каждый к своему золотому тельцу  кто к азартной игре, кто к денежной работе?.. Словно гроза  знак свыше, гнев Божий  не для них. Словно ждать истины  жаждать скрижалей, закона, правды  это нелепость и напрасная трата времени. Не думаю, что стоит упрекать этот фильм в расчетливой социальности, как и вообще говорить о том, что фильмы Сидни Люмета  лишь социально-психологические драмы. Снимая свой первый большой фильм, 33-летний Люмет вышел за рамки этого жанра. Возможно, потому, что был благодатный литературный материал. Роуз написал притчу. Актуальную всегда. Социально-психологический драматизм предполагает единоборство главных человеческих чувств  тех, что губят душу и тех, что возвышают ее. Их хаотичного смешения-клубка в фильме не наблюдается. Уже в основой части они стремятся к вертикали, превращаясь в финале в гармонию лестницы. Эта лестница состоит из ступеней равнодушия, раздражения, презрения, искушения завистью, сомнением, страхом, далее  ступени боли и гнева, далее  азарта, вдохновения, и, наконец, ступени любви, надежды, счастья. Счастья не отнять, а даровать жизнь, и тем самым спасти свою. По ступеням величественного здания спускаются герои в финале в более чистую, честную, умытую дождем и слезами гнева и раскаяния, справедливую жизнь. Гнев оказался справедливее закона. А искра сумасбродства сильнее голосования с результатами один против одиннадцати. Интересно, а в сегодняшней Америке могли бы появиться такая пьеса и такой фильм? И такие ступени? И Фонда, лучащий глаза?..