Близость Closer 2004 смотреть онлайн без регистрации

Попробуем проложить прямую дорогу в психологическом лабиринте… ну, или хотя бы, отыскать козью тропу. Европейцы отменные политэкономы: в своё время закопали своих женщин в слоёных платьях, накрыли многоэтажными шляпами, выделили для них специальные пляжи, места в транспорте и прочие вольеры, и начали торговать т. н. «непристойными открытками». Парадокс: для того, чтобы освободить порнографическую привлекательность женского тела, чтобы оголить его, раздеть, расположить в самых откровенных и замысловатых позах, необходимо было женщин упаковать как рождественские подарки и лишить вообще каких-либо поз, или точнее перевести их (позы) на скупой язык строго регламентированных жестов этикета. Мужчина, не смотря на главенство, сам был заложником этого этикета. При таком положении дел подобраться к женщине было очень не просто, что прекрасно демонстрирует нам литература классической эпохи. Сюжеты романов в пространственном отношении были скупы, в том смысле, что чрезмерная ритуальность повседневной жизни мешала героям противоположных полов, встретится там, где они захотят, и в частности, в том месте, где можно искренне поговорить, предаться интимности, выйти на откровенный диалог. Пространство сшивалось в моментах обмена взглядами, наклона головы, едва уловимого прикосновения, вскользь прошептанного на ухо слова, незаметной передачи записки, и, наконец, желанной встречи на скамейке ранним утром. Естественно, эти моменты близости имели множество вариаций, но в структурном отношении они были неизменны и чрезвычайно аскетичны. Подобные романы вполне укладываются в метафору модерна, как культурной эпохи, упорно стремящейся к оргазму, но не могущей достигнуть его. Классический (любовный) роман — это сплошная, развёрнутая и бесконечно затянувшаяся эротическая прелюдия. Итак, влечение набрало критическую массу, которая начала жрать сама себя. Желание возрастало пропорционально половому затворничеству. Выходит так, что из духа мужского аскетизма родились европейский гомосексуализм и порнография. Порно — детище видеокамеры (а оптика была изобретена европейцами из вуайеристских побуждений) и буржуазного аскетизма, иначе, добропорядочной буржуазной морали, и не говорите мне ничего про древних греков и римлян. Самое забавное, что сегодня, когда, казалось бы, свобода нравов выдула всякие комплексы, фрустрации, симптомы и прочие напряжения вон в трубу, буржуазный парадокс остался, только стал более извращённым. Вроде корсеты, эти подобия средневековых крепостей давно разрушены, и женщины кругом почти голые, но при этом закутаны в одежды как мусульманки. Женщина одновременно предельно открыта, раздета и доступна и в то же время закрыта, одета и неприступна. Как? Отчуждение. Либеральный контекст, в котором пребывает текст современной женщины. Тотальная культура репрезентирует мужчинам образ красивой, соблазняющей, оголённой и любвеобильной женщины, а действительность сталкивает их с черепахами, которые не высовывают голов из панциря. Много тёлок, сисек, ног, задниц, они лезут отовсюду — из мобильников, журналов, рекламных стендов, товарных упаковок (Ева с яблоком в руках — это первый рекламный ролик с участием женщины), порносайтов наконец, но ни одна из них не приходит к мужчине на дом, не звонит в дверь и не говорит — «нет, я не коммивояжер, и не из газовой службы, я пришла любить тебя». Масс-медия стало их новой одеждой, поясами верности капиталистическому миру, которые много круче тортообразных пирамид времён барокко и классицизма. В мировых столицах реальная женщина исчезает, уходит в рамку — в экран и картинку. Она становится симулякром. На западе это давно почувствовали. В. Ерофеев ещё в 95-ом посочувствовал одному французскому писателю, который жаловался общественности, что их женщины перестали лизать мужчинам яйца, и мало того, считал это символом упадка западной цивилизации. Оттого наверно, французские интеллектуалы, такие как Бодрийяр и Нанси смакуют прелести и преимущества порнографической близости в своих эпистолярных штудиях. И именно оттого же, мы слышим пронизанный болью и одиночеством крик одного из героев фильма — «что нужно сделать, чтобы добиться хоть каплю близости!!!». Пикантность в том, что этот отчаянный крик доносится из нутра самого парадокса, из VIP-кабинки стриптиз-бара. Более красноречивой и краснокричивой метафоры для иллюстрации гендерного отчуждения придумать нельзя. Самая сильная сцена картины. Герой с ностальгией рассказывает, как ходил 20 лет назад в этот бар, который тогда был панк-клубом — символом преодоления границ и свободы половых отношений, но теперь это место, перегруженное правилами, главное из которых только одно — можно смотреть, но нельзя трогать. Героиня, не смотря на настойчивое требование героя, не называет своего настоящего имени, но он выдаёт своё сразу и тем самым становится беззащитным. На самом деле, стриптизёрша не раздевается перед героем, но наоборот, одевается, прячась за выдуманным именем, правилами заведения, розовым париком, призрачными цветами кабинки, её образ искажается, преломляясь в переливах стробоскопа, как свет в витражах католических соборов (потому католики так и не приблизились к Богу). В таком плавающем виде она превращается в сплошное препятствие на пути героя. Он не выдерживает этого и кричит — «все девицы в этой дыре — роботы, набитые силиконом, обкуренные барби и ты такая же…». При этом он не сдаётся и продолжает настаивать прося её сказать что-нибудь правдивое, но она продолжает уходить — «ложь — самое приятное, что не раздеваясь девушка позволяет себе, но лгать раздетой ещё приятнее». И здесь герой выкрикивает свою знаменательную фразу о капли близости. Она добивает его — «в следующий раз я поработаю над близостью», и он в отместку, со злостью пытается выжать из апории всё возможное говорит — «я найду тебе дело — сними с себя всю эту «дребедень», медленно повернись ко мне задом и нагнись вперёд так, чтоб достать до грёбаного пола, для моего удовольствия». Это всё, что он может позволить себе. Патовость всей ситуации подчёркивается ещё и тем, что герои, оказавшись одни, каждый в своём одиночестве, в этом вакууме под названием «Райский уголок» не могут объединиться даже в общем страдании. Шлюхи тоже не спасут героя — они перед уходом на работу вычёрпывают остатки своей души и запирают её на ключ в шкатулке с памятными безделушками детства. Секс доступен, но нет удовлетворения, нет живых, нет настоящих, первобытных отношений между мужчиной и женщиной. Все герои находятся в тисках отчуждения: Дэн (Джуд Лоу) — писатель, Эллис (Натали Портман) — стриптизёрша, Анна (Джулия Робертс) — фотограф, Лари (Клайв Оуэн) — врач. Все профессии, так или иначе связаны с отчуждением: с литературными образами, с «безрукими» клиентами, с фотоаппаратами-посредниками, с людьми-пациентами. Лари самый парадоксальный из героев — он врач-дерматолог, имеющий непосредственную близость с кожей, но при этом больше остальных страдающий от одиночества. Близость — не решаемое уравнение, которое мы пытаемся решить, и это является смыслом и фундаментальной целью нашей жизни. Может этот фильм об этом?