Смотреть интересный фильм Облачный атлас Cloud Atlas онлайн

Что за высокомерная бравада, этот «Облачный атлас»? Что за игру затеяли Вачовски? И затеяли ли вообще? На помойку выбросим или же вознесём этот «Фонтан» Аронофски, умноженный на два сюжетно и бюджетно? Философствовать о судьбе, предательстве, лжи, свободе можно сколь угодно  на то поверхностная мораль фильма. Отклониться от заданной режиссёрами траектории можно только раз  риск ошибиться слишком велик. Что там последнее у Вачовски в фильмографии? Хлам, хлам, хлам, «Матрица». Вооружившись интерпретаторским задором и как раз «матричным» скептицизмом, олицетворённым и озвученным восседающим в бордовом кресле мудрецом, можно обнаружить в «Облачном атласе» занимательный фокус-покус, остроумную разводку, распознать в нём грандиозное в своей масштабности надувательство. Вполне самостоятельные сюжетные арии, годаровским монтажом разбитые, весь фильм перетягивают одеяло друг на друга. Цивилизация  канат, натянутый между прошлым и будущим, а Том Хэнкс на нём  канатоходец. Вот 1849-й, он  знахарь с крысиными зубами, корыстно врачует адвоката. Вот 1936-й, он  красноносый держатель отеля, шантажирует музыканта. Вот 1973-й, он  физик, влюблённый, оттого отважный. Вот 2012-й, он  блатной писатель, что-то вроде литературного Михайлова, эпатажа ради скидывает лишний груз с небоскрёба. Вот 106 зим после Крушения, он  украшенный замысловатой татуировкой пастух, встречает очаровательную провидицу. Если Холли Берри сломала на съёмках ногу, то Хэнкс должен был сломать обе,  хотя бы из-за веса грима, который ему пришлось носить на лице. Когда смотришь «Облачный атлас» в первый раз, понимаешь, что его нужно будет пересмотреть. Хотя бы для того, чтобы убедиться в заявленном выше фокус-покусе. Хотя бы для того, чтобы глубже проникнуть во взаимосвязь одного времени с другим. И вот знахарь с крысиными зубами в 1849-ом уже разрезает кольцо на пальце адвоката точно так же, как футуристический знахарь в 2144-ом разрезает кольцо на шее синтетической барышни. И вот пуговички из 19-го века уже медальоном телепортируются в 24-й. Слова случайных персонажей, появляющихся в фильме всего на несколько секунд, вдруг соотносятся с общей тематикой фильма. Пересматривая «Облачный атлас» вновь и вновь, его хочется пересматривать всё больше. Сознание словно зудит, беснуется в попытках отыскать логические, ментальные, символические связи между историями. Вотще. Гораздо приятнее расслабиться, позволить мозгу танцевать. Как облака иногда воспринимаются нами в виде животных или ещё чего-то, так пусть же воспринимаются смыслы «Облачного атласа». Помните, как у Бальзака,  если нам суждено стать в будущем неосязаемой точкой, стоит ли принимать на себя бремя бытия,  и всё такое? Так вот забудьте. Мы не становимся крохой в масштабах Вечности, не оседаем пыльцой бытия рядом с истиной на дне колодца  мы перерождаемся снова и снова. Сладкозвучная поэзия фатума устами персонажей декламирует обнадёживающие строки. Одна строфа  одна Вселенная, шесть строк  шесть историй, шесть рифм  шесть перерождений. И когда полуфабрикат, ставший свободным, будет произносить слова о том, что «смерть  это врата», Вачовски и Тыквер обязательно визуализируют это открывающейся дверью. Закадровые философствования ласкающим слух крещендо возрастают к финалу, и фильм оживает, пульсирует смыслами, брызжет энергией, только когда персонажи проговаривают вслух философию авторов, обыкновенное же повествование  пусто и кинематографически ортодоксально. Но вот в чём фокус. Чем ближе к современности и чем дальше от неё в будущее, тем истории более фальшивые, более хэппи-эндовые. Но чем дальше от современности в прошлое, тем истории увлекательнее, оригинальнее, энергичнее. Пронзительно-поэтичная история молодого музыканта по имени Роберт Фробишер, который ведёт переписку со своим возлюбленным, очаровывает пуще остальных  трагизмом оборванной любви, романтикой отчаянного музыканта, обречённостью созерцания последнего заката с памятника Вальтеру Скотту, письмами, что на века, что артефактами тайны проявятся в 1973-ем. Так не в том ли фокус, не в том ли грандиозный иллюзион, что Вачовски затеяли этот трёхчасовой кинематографический марафон, чтобы устами Роберта Фробишера провозгласить: «Все условности преодолимы»? Ведь с чисто кинематографической точки зрения что есть мелодия, которую играет Фробишер своему учителю, а тот ею восхищается? Условность. Не в том ли фокус, что Вачовски рисуют современную и будущую цивилизацию как поистрепавшуюся, словно старые письма, как издевательскую, словно дома для престарелых, форму жизни  ничтожную в проявлениях чувств своих по сравнению с хотя бы прошлым веком? Цивилизация  это канат, натянутый между прошлым и будушим, только в начале нити сплетены меж собой, а в конце болтаются сами по себе. Облака  это просто облака, только вот не покидает стойкое, как аромат Chanel, ощущение, что одно из них похоже на верблюда или на что-то ещё.