Смотреть Помни Memento 2000 онлайн без регистрации

Возможно, один из самых обещающих ключей ко всему тому, что объединяется понятием «постмодерн»  это просто способ выявления связи между этикой и эстетикой. М. Маффесоли В тысяча девятьсот семьдесят втором году, 16 марта, в 15:52 пополудни, началось низвержение модернистских амбиций на счёт всеобщего счастья и благополучия  рухнуло первое здание жилого комплекса «Прюит-Игоу» в Сент-Луисе, США. Спустя четыре года низвержение закончилось. Для некоторых теоретиков именно там, в Сент-Луисе, стартовала эпоха постмодерна. Когда она действительно началась, сейчас не скажет никто,  у истории нет кратковременной памяти. Примерно в тысяча сто двадцатом году французский философ-богослов Пётр Абеляр, трактуя зло как проблему этики, сказал, что грешен лишь тот, кто сознает свой грех. В тысяча девятьсот двадцать третьем году Самуил Маршак перевёл знаменитое стихотворение «Дом, который построил Джек», автора какового история позабыла так же, как и дату возникновения постмодерна. И, наконец, в двухтысячном году Кристофер Нолан снял свой лучший фильм, а уже в две тысяче пятом году надломилась первая свая нолановской одарённости. Спустя пять лет последняя оказалась погребённой под грудой спецэффектов, как тридцать лет до этого модернистские надежды  под грудой стройматериалов. И когда Нолан, укутанный флёром восторгов, уходил с Венецианского кинофестиваля, мейнстрим кричал ему вслед «Memento mori, bro», как бы намекая, что любой самобытности и одарённости рано или поздно приходит конец. Ранний Нолан был увлечён структурой кинотекста, его хитроумной диспозицией. Как ловко британский одарёныш втягивал нас в эмоциональный дискурс «человека без памяти», эмпатически сближал с главным героем, солидаризировал его чувства кратковременные со зрительскими перманентными, а потом ошарашивал истиной, обличал греховность наших симпатий. Мы вошли в мир нолановского симпотяги и не смогли выйти оттуда с незапятнанными руками. Зачёсывая волосы композиции назад, Нолан добивался ошеломительного эффекта: этика и эстетика переворачивались. Гениально. В духе постмодернистской деиерархичности. Композиция «Мементо», напоминающая обратное спиралевидное развёртывание английской прибаутки «Дом, который построил Джек», выступала в роли рефери между моральным началом и эстетическим принципом. Последний побеждал. Мы доверялись художественному методу и подписывали себе нравственный приговор, мы становились посюсторонними сообщниками в преступлении, тогда как абеляровская трактовка греха мастерски опровергалась инструментом монтажа: Леонард Шелби не злодей, не нравственный урод, вы что, он  инвалид ситуации. А мы продолжали сопереживать С наших оценочных суждений относительно нолановского героя спускались штаны в финале «Мементо», и мы продолжали стоять так ещё очень долго, в нравственном оцепенении, «стыдом воспламенённые, страхом поражённые». Леонард Шелби как ходячая характерологическая артикуляция постмодернистской «машины желаний», сокрушающей всё на своём пути ради достижения эфемерной цели, раздробил любые модернистские надежды кувалдой фрейдистской травмы. Всё рухнуло. «Мементо»  вершина, навсегда ставшая для британского уже не-экспериментатора недостижимой. Нолан зря ударился в отупляющую монолинейность повествования, зря изменил парадоксальной комбинаторике кадров с гигабайтами спецэффектов, да ну их, эти трюизмы. Нолан ни в чём не повинен  не осознаёт своего греха. Нолан единожды рассказал в обратном порядке занимательный английский стишок про Джека  и того хватит, память ведь не казённая, чтоб каждый раз так. Нолан снял «Начало» и настал конец, а блондинчик, в финале «Мементо» с визгом притормаживающий возле тату-салона, самореферентно замкнул порождённые изощрённостью кинотекста этические дилеммы. Для некоторых именно там, возле тату-салона, стартовал крах нолановской одарённости. Когда он действительно начался, сейчас не скажет никто.