Бесплатный фильм Седьмая печать Det sjunde inseglet

» и тогда я спросил его: «Ну, а смерти-то ты боишься?». «К чему бояться? Моя смерть всегда со мной.»  ухмыльнулся он и с таким умилением посмотрел на пустующее соседнее кресло, будто бы там сидела его любимая собачка.» ©Пляска смерти или Торжество жизни? Мысль о смерти заставляет человека забывать жизнь и в этом смысле она гораздо более жестока, чем сама смерть. Она душит ночью и потешается над тобой днем, давая недолгую отсрочку перед новой порцией изнуряющего отчаяния. Первая серьезная мысль о смерти, а точнее о жизни после нас  это уже точка невозврата. Точка, после которой звезды уже не кажутся рассыпанными по небу щедрой рукой художника светляками, а представляются холодными, титаническими и беспощадными трупами, точка, вселяющая разъедающую изнутри ненависть к будущим поколениям, которые прочтут книги, еще не написанные, услышат музыку, еще не сочиненную и увидят гениев, еще не рожденных.Почем опиум для народа? Ницше называл христианство религией смерти. Религией, неразрывной с чувством вины и неловкости. Религией, лишающей радости жизни. Недаром Бергман выбрал лейтмотивом истории о страхе перед небытием время Крестовых походов  чему могло научить антигуманное средневековое вероучение, какую надежду могло оно вселить в заблудшие души и сильно ли оно изменилось с тех пор? Вот те вопросы, на которые хочется получить ответы. Прежде всего вот, что необходимо уяснить: то христианство, о котором идет речь, да и современное тоже  совсем не то, чему учил нас Христос. Стремление к идеалу  нравственному, высокому, любовь и всепрощение но с кого нам брать пример? С самопровозглашенных наместников  погрязших во грехе святошах, проливающих кровь за власть и чахнущих над своими золотыми погребами? Почему настолько прекрасная вера обратилась в труху в алчных костлявых руках? Перед лицом молчащей Вселенной, при виде человека, лишенного света, предоставленного самому себе, не знающего, кто его сюда послал, зачем он тут находится или что будет с ним, когда он умрет, не способного ничего понять,  содрогаешься от страха. Именно таким мы видим Блока  потерявшегося ли, покинутого ли  неважно  опустошенного и с ужасом всматривающегося в эту бездну внутри себя. И не к кому обратиться, не на кого опереться. Кто здесь прав? Фанатики, бичующие себя и называющие чуму карой Господней? Разве они не прячут за маской смирения свою трусость? Разве они не перекладывают всю ответственность за беды человеческие на долю провидения, предпочитая отречение от жизни бремени решения? Верный оруженосец Блока, проповедующий религию Пустоты, не боящийся ни Бога, ни Черта и прожигающий жизнь? Но разве любое, пусть даже самое жуткое продолжение  не лучше страшного небытия? Пожалуй, ответы на все эти вопросы каждый находит сам для себя, если, конечно, вообще задумывается. Вероятно, умение не думать об этом  и есть счастье. Умение любоваться улыбкой любимой женщины, не думая о том, что она может тебя разлюбить; умение восхищаться фантазией любимого мужа, не боясь того, что этот светлый ум однажды погаснет; умение умиляться от улыбки ребенка, не предвидя тягот ожидающей его взрослой жизни и темной затхлости смерти. Самое страшное  это однажды осознать, что быть и не быть  одинаково нелепо.Вердикт: Кино знаковое, стоящее, Кино с большой буквы. Бергман изобразил жизнь как горстку монет, у каждой есть орел и решка, ну, или, если хотите, как шахматную доску с белыми и черными фигурами  реалист и идеалист, женщина-обольстительница и женщина-мать, чума и любовь, надежда и отчаяние, безрассудство и страх, жизнь и смерть. Очень легко стать самому себе в тягость, так что «утрите слезы и отражайтесь в своей пустоте». ©10 из 10